Александр Балуев: капля за каплей.

Александр Балуев – один из тех актеров, которым сам Бог велел играть русских героев. По крайней мере, в Голливуде это уже поняли. Интересно, когда это поймут в России? Он никогда не принадлежал к числу модных актеров, хотя снимался у неплохих режиссеров, играл нешаблонные роли в нетривиальных картинах и даже отмечался престижными кинопризами, получив от Юлия Гусмана премию «Ника», а от Марка Рудинштейна – награду фестиваля «Кинотавр». Но слава все не шла и не шла. Быть может, она окажется благосклоннее к Балуеву сейчас, после съемок у Юрия Грымова в «Му-Му»?

- Так ответь же, Александр, пошто Герасим животное обидел?
- Да-а-а, глубоко копаете, и вопрос у вас, конечно, философский.

- Вот и пофилософствуйте.
- Не знаю, удалось ли мне передать это в кино, но во время работы над фильмом я вдруг понял, что одной из главных бед нашей страны является рабская натура русского человека. Крепостное право отменили более века назад, но мы так привыкли к ярму, что продолжаем искать, кому бы подставить загривок. Может, времени мало прошло, может, наше народонаселение без уздечки жить не умеет, но мы по-прежнему находимся в рабстве – если не у государства, то у обстоятельств или еще у чего-нибудь. Как говорится, был бы хомут, а шея найдется.

- А Муму здесь при чем?
- К этому и подвожу. Приказали Герасиму утопить – пошел и утопил. Велели танкистам в октябре 93-го лупить по Белому дому, а год спустя – взять приступом Грозный, и штурмовали, как миленькие. Потом еще два года по всей Чечне грязь с кровью месили – и ничего, виновные не названы. Всегда проще оправдаться ссылками на чужой приказ: мол, я – не я, и кобыла не моя. Дескать, заставили, приказали… Присяга, долг, ответственность – любому поступку найдется объяснение. Ненавижу это рабство – в других, в себе.

- Словом, следуя завету классика, выдавливаете из себя по капле раба?
- Да, только что-то этих капель многовато во мне набирается. Когда вертишься в ежедневной будничной запарке, не до философствований. А потом вдруг остановишься на бегу, и поймаешь себя на мысли: ну, вот, опять влетел в зависимость от каких-то совершенно бесполезных мелочных вещей – крутишься, суетишься, а ради чего? Коль уж зависеть, так только от Господа Бога и собственной совести.

- Если же вернуться к разговору о фильме Юрия Грымова, то большой вопрос, кто именно виноват в гибели Муму – барыня, приказавшая утопить собаку, или Герасим, который мог спокойно ее спасти, но не посмел ослушаться приказа. Мне не хотелось бы, чтобы Герасим в моем исполнении вызывал чувство жалости. Человек, повинующийся стадному чувству, не заслуживает сострадания. Это я стремился заявить своей ролью.

- Трудно, наверное, заявлять, когда роль бессловесная?
- У меня так складывалось по жизни, что я играл тем лучше, чем меньше слов произносил с экрана. В кино существует масса изобразительных средств, и речь – далеко не самое выразительное среди них.

- Съемки «Му-Му» соспровождались мощной рекламной компанией. Достаточно упомянуть еженедельную телепрограмму «Му-муки творчества», целиком, посвященную работе над фильмом. Как полагаете, такой жестокий прессинг на пользу картине? Ведь есть риск, что подогретые ожидания не будут соответствовать действительности.
- Согласен, столь активная раскрутка фильма до его выхода на экраны может выглядеть как некое самовосхваление.

- Скажем, Александр, прямо: не может, а выглядит. Шоу вокруг кино.
- Да, мы к подобному не привыкли, хотя во всем мире прокатная судьба картины зависит от того, насколько успешно проведена реклама. Нередко бюджет на раскрутку фильма соизмерим с затратами на его производство. Грымов поступает правильно, по западному. Другое дело, что в нашей стране пока подобный подход, повторяю, выглядит дико. Мы продолжаем строить из себя великих скромников, так стараемся доказать это всем и каждому, что невольно возникает вопрос, а зачем, собственно, снимать кино, если никто не занимается его пропагандой? Признание в том, что кинопроизводство – нормальный бизнес, который должен приносить доход, равносильно подписанному самому себе обвинительному приговору. У нас ведь кино по-прежнему делают исключительно ради искусства: что вы, какая прибыль? И слава нам не нужна, мы люди не гордые.

- А вы, значит, с Грымовым другие, испорченные Западом?
- За Юрия не отвечаю, но я - самый, что ни на есть советский. Меня и в школе, и в институте учили скромности. Не дай Бог высунуться!

- Но профессию вы выбрали себе не самую незаметную.
- Это так, хотя актерских корней у меня нет, папа – офицер, полковник в отставке. Родители, наверное, мечтали видеть меня инженером, а, может, даже кандидатом каких-нибудь наук, но, к счастью. Не стали препятствовать моему желанию стать актером.

- Впервые вы снялись в 88-м году в «Жене керосинщика»?
- По-моему, было что-то и до этого, но столь незначительное, что нет смысла напрягать память. Да, крестным отцом в кинематографе я, безусловно, считаю Сашу Кайдановского. Правда, «Жена керосинщика» не привела к каким-то видимым последствиям, никак не сказалась на моей карьере. Нельзя говорить и о том, что эта картина заявила меня как актера, что после нее я проснулся знаменитым. Некоторые коллеги даже и не поняли, кто именно снялся у Кайданоского. Очевидно, и грим сыграл свою роль – в фильме меня здорово состарили. Словом, я остался неузнанным.

- А сейчас, спустя десятилетие, вас останавливают на улицах?
- Нет, популярность народного любимца мне определенно не грозит. Живу я в самом центре Москвы, практически на Новом Арбате, словом, центрее некуда. Так вот, иногда выйду на оживленный перекресток и жду, жду… В лучшем случае спросят, как пройти до ближайшей станции метро. Думаю, меня никогда не будут узнавать в трамваях и троллейбусах. Недавно по телевизору в течение недели каждый вечер показывали фильмы с моим участием – так совпало. Думал: ну теперь-то уж точно хоть кто-нибудь обратит на меня внимание. Какое там! Ноль эмоций.

- Значит, жизнь прожита зря.
- Все-таки я в актеры подался не ради автографов. Поэтому не стал бы говорить, что потерял десять лет. Думаю, эти годы я провел с пользой, все записываю себе в плюс. Я доволен десятилеткой. Хорошо, например, что за это время снимался не много.

- Что же тут хорошего?
- Последние годы были замусорены второсортным кинцом, поэтому ничего не стоило вляпаться в какое-нибудь непотребство. Фильмов ведь снималось мало, из-за этого был большой соблазн сыграть хоть где-нибудь. Надо же и деньги зарабатывать, жить как-то.

- Желательно даже не как-то а пристойно.
- Вот-вот! Но я уберегся от многих глупостей. Иногда судьба помогала, иногда мне хватало ума не покупаться на дешевые предложения. Да, меня на улицах не узнают, но ведь это можно рассматривать и как своеобразный комплимент: значит, я не повторяюсь, не похожу на своих героев. Часто наши актеры только тем и занимаются, что из картины в картину тиражируют однажды найденный образ. Один всю жизнь играет героев-любовников, другой – бандитов, третий – интеллектуалов.

- Вам, Александр, в спину с укором смотрит с театральной афиши Дмитрий Харатьян – к слову, ваш партнер по сцене.
- А я сейчас совсем не о Диме говорил. Харатьян нашел свою нишу и чувствует себя в ней весьма уютно. Я вел речь о тех, кто вынужденно влез в чужую шкуру, не задумываясь, по размеру ли она. Меня, к счастью, Бог миловал. Не довелось играть под копирку, зато пришлось и Ричарда Львиное Сердце в одноименном фильме изображать, и брата главного героя в «Мусульманине». В среднем я снимался в одной картине в год, и среди них не было проходных.

- Свои голливудские работы вы тоже оцениваете по высшему разряду?
- Я сыграл пока только в двух фильмах, при этом картина 'Deep Impact', название которой можно перевести на русский язык как «Глубокое вторжение» или «Сильный удар», еще даже не вышла на большой экран, премьера запланирована на весну, поэтому сегодня уместно говорить только о «Миротворце» ('Peacmaker'). Доволен ли я своей работой? Как говорят американцы why not? Почему бы нет? «Миротворец» - вполне добротное кино, посвященное балканскому конфликту. Разумеется, взгляд на проблему чисто американский: хорошие хорваты, плохие сербы… К слову, фильм уже появился в Москве в так называемой «тряпочной» копии – видеопираты записывали картину на бытовую камеру прямо в зале кинотеатра. Качество, разумеется, ужасное, но раз даже «тряпку» покупают, значит, фильм не совсем плохой, верно?

- И как же, интересно, вас нашли американцы?
- По всей Европе проводился кастинг, в фильме играют югославы, румыны. Искали актеров и в России. Обратились в агентство «Макс»

- Кстати, Голливуд переживает сейчас новый виток моды на все русское. В большинстве картин в том или ином качестве присутствует персонаж из России. При этом американцы почему-то крайне неохотно снимают наших соотечественников, давно осевших в Штатах. Наверное, русский из Лос-Анджелеса для голливудских режиссеров уже не настоящий русский.

- А вы, значит, потянули?
- Иначе, думаю, мне не доверили бы одну из важных ролей. Я играю русского продажного генерала, за которым весь фильм гоняются честные и неподкупные янки.

- И где же ваш патриотизм? Разве у нас есть продажные генералы?
- Я, конечно, всячески старался, чтобы мой генерал выглядел менее отвратно, хотя, если честно, некоторые отечественные военачальники вызывают у меня стойкую и глубокую антипатию.

- И это говорит сын полковника Советской Армии!
- Именно потому, что я вырос в семе военного, имею право на такие слова.

- Вы сами-то погоны носили?
- После института меня призвали на действительную службу и определили в Театр Советской Армии. Конечно, мы и на стрельбы выезжали, и строевая подготовка у нас была, но по большей части занимались тем, что монтировали декорации, играли в них, размонтировали, ставили новые

- Видно, был у вас зловредный прапорщик, раз вы с таким желанием взялись за роль плохого русского в «Миротворце».
- Не в прапорщиках дело. Приглашение из Голливуда – не рядовой случай. Было интересно себя попробовать.

- А что представляет собой «Сильный удар»?
- Это образец модного сейчас на Западе жанра фильмов-катастроф. Тема прибыльная, она по-прежнему приносит доход, поскольку зрители готовы смотреть новые и новые вариации одного и того же сюжета. На сей раз речь идет о комете, которая со страшной скоростью несется к Земле. Если столкновения не удастся избежать, наша планета погибнет. На перехват отправляется космический корабль с экипажем из шести человек. По ходу действия возникают неожиданные коллизии, и астронавтам приходится спасать Землю ценой собственной жизни. Героические ребята гибнут во имя цивилизации. Комета благополучно взорвана, правда, небольшой ее осколок падает в океан, и поднявшаяся волна за три секунды сметает все восточное побережье США, включая Нью-Йорк, Вашингтон, Бостон… Такое незатейливое американское кино.

- Это что-то малобюджетное?
- Боже упаси! Около ста миллионов долларов.

- И какая же роль вам досталась?
- Русского специалиста по ядерным излучениям, по непонятной мне причине включенного в американский экипаж. Наверное, в Штатах считают, что после Чернобыля мы все стали большими доками в области атомной энергетики.

- Можно говорить, что вы попали в голливудскую обойму? Все-таки две картины за полтора года – вполне пристойный результат.
- Прекрасно понимаю, что при любом исходе до конца дней своих я обречен, играть в Штатах только россиян. Английский у меня достаточно посредственный, но если даже допустить, что я в совершенстве выучу язык, мой московский акцент никогда не позволит получить роль американца. В сценарии должна быть заложена мотивация, объясняющая, почему человек плохо говорит по-английски. Зрителю нужно понять: «Ага, этот парень – русский, поэтому нельзя разобрать ни слова из того, что он несет». В ином случае, американец ни за какие коврижки не станет вслушиваться в исковерканный язык.

- Да, сегодня есть спрос на русских актеров, завтра мода может пройти, поэтому всерьез строить планы на Штаты – наивно. Позовут – поеду, нет – и так проживем.
- С точки зрения профессии, вам интересно работать в Голливуде либо все прозаично упиралось в деньги?

- Я же вам говорил, что Америка для американцев, поэтому никто не собирался платить мне сногсшибательных гонораров. Конечно, суммы посолиднее, чем в России, но это не те деньги, ради которых стоит сходить с ума. Правда, живущим здесь в это трудно поверить. Многим почему-то кажется: раз Америка, значит, деньги греби лопатой. Во всяком случае, за последнее время я неоднократно слышал обращенный в свой адрес упрек: «Зажрался ты в Штатах, Балуев, зажрался». Мол, мы живем, копейки считая, а ты жируешь на баксы. Оправдываться глупо и бесполезно, но вам могу сказать, что не за длинным долларом я летал – полагаю, любому актеру любопытно посмотреть голливудскую кухню изнутри. В профессиональном, актерском плане учиться мне было нечему, но организация съемок, технология кинопроизводства – это впечатляет, даже вызывает чувство зависти: почему мы так не можем? Впрочем, об этом уже много раз рассказывали до меня, поэтому нет смысла повторяться.

- Голливуд – это отдельная история. Надо целиком посвятить себя цели закрепиться там, только тогда есть еще какой-то шанс. Я не готов положить жизнь на это.

- А на что готовы?
- Да, пожалуй, ни на что. Как говорится, жизнь дается один раз, и ее надо прожить.

- Как?
- Да как получиться! Каждый – кузнец собственного счастья и несчастья. Мы столько времени говорим с вами о работе, а ведь это далеко не все, что есть хорошего в этом мире.

- Например?
- Например, существует на свете любовь. Я нашел человека, ради которого стоит жить. Это моя жена. Мария живет и работает в Варшаве, она по профессии журналист, пишущий о культуре, кино, театре. Познакомились мы в Коктебеле, где моя будущая супруга отдыхала, а я участвовал в съемках очередной картины.

- Курортный роман?
- Да, затянувшийся. Мы вместе уже шесть лет.

- Наверное, все же не вместе, раз вы в Москве, а супруга в Варшаве?
- Я очень часто летаю в Польшу, при первом же удобном случае. И потом, семья – это не значит…

- Нет, как раз семья – это значит.
- Да, понимаю: общая кухня, общие подушки и простыни. Но это еще не все. Для нас с женой каждая встреча, как знакомство. Чувства не успевают затереться, притупиться. К тому же, повторяю, мы достаточно много времени проводим вместе. Я фактически живу в Варшаве, а в Москве только работаю.

- Не устали?
- Наверное, скоро устану и совсем переберусь в Польшу.

- Думаете найти себе там работу по специальности?
- Едва ли. Я в Варшаве не особенно и афиширую, чем занимаюсь. Правда, в Польше уже показали «Миротворца», но сказать, что после этого я обрел популярность… Если уж дома не узнают, что говорить о загранице?

- Будете жить альфонсом?
- Почему? Во-первых, я уже достаточно заработал, чтобы ни у кого не сидеть не шее, хотя бы первое время. Во-вторых, руки у меня есть, голова тоже. Может, рисовать стану.

- Умеете?
- Не профи, но дело это мне нравится. Иногда случается, начинаю рисовать все подряд. Пишу пеплом, получаются достаточно забавные штуки. Словом, как-нибудь не пропаду с голоду.
- Уход из актерской профессии – это вы серьезно или так, кокетничаете?
- Когда-то ведь я перестану быть нужным российскому кино и театру.

- До этого «когда-то» еще дожить надо.

- Это может случиться скорее, чем вы думаете. Я говорил вам о том, что в кино мне повезло, работы было не слишком много. А вот в театре я вкалывал по полной программе, пахал, как чернорабочий. Случались периоды, когда я играл по тридцать спектаклей в месяц, достиг какой-то невероятной, прямо-таки горняцкой производительности. Наверное, так и продолжал бы крутиться, если бы не задал себе элементарный вопрос: а что потом? Оглянулся вокруг и не увидел ничего, кроме пустоты. Но ведь жизнь не может состоять из одной профессии, должно же еще что-то оставаться. Я стал учиться жить заново. Многое помогла мне переосмыслить Мария. Теперь все крутиться вокруг нее, она – главное, а остальное – второстепенное.

- Боюсь, такого актерская профессия не простит.
- Поэтому я и говорю о том, что готов расстаться с прошлым. Когда-то для меня главным был театр, потом – кино, сейчас – семья. Во мне сидит много неактерских качеств, я никогда не стремился быть первым, главным. Даже за роли никогда не держался. На меня смотрели, как не ненормального. А я был спокоен, знал, что мое от меня никуда не уйдет.

- В сорок лет вы рассуждаете как заслуженный пенсионер, все повидавший и от всего уставший.
- Да какой же я заслуженный, если у меня не было и нет ни одного звания? Мог ли получить? Конечно. Хотя бы за выслугу лет, если не за талант. Надо было только проявить каплю настойчивости. Не проявлял. Очень удивился, когда за роль в фильме «Мусульманин» Владимира Хотиненко мне дали «Нику» и приз на фестивале «Кинотавр». Стал ли я после этих призов лучше относиться к себе? Разумеется, нет.. Обрадовался, не скрою, но и только. Я давно понял, что тщеславие, амбиции – это тлен. Ты стараешься, вкладываешь душу, а человек зевнул и переключил телевизор с канала на канал. И все – твои муки остались ненужными, невостребованными. Но обижаться на зрителя ни к чему, как и говорить, что тебя не услышали, не оценили, не поняли. Каждый выбирает то, что ему по душе. Раз не сумел достучаться до сердца другого – твои проблемы. Но, конечно, пока я не собираюсь завязывать с профессией. Буду играть, пока играется.

- Надо понимать у Александра Зельдовича, снимающего с вашим участием фильм «Москва», играется?
- Да, и не только у него. Но мы ведь говорили не о конкретной работе, а о более глобальных вещах – о моих взглядах на актерское ремесло, на жизнь, в конце концов. Вы спросили: пошто Герасим животное обидел? Я и стал рассказывать, как выдавливаю из себя по капле раба.

- И договорились до эмиграции в Польшу.
- Эмиграция – это глупости. От себя не убежишь, да у меня и оснований для бегства нет. Уберечь бы, что имею, и на этом спасибо. Ну, а не получится, значит, буду через несколько лет вспоминать, что когда-то где-то кого-то играл. Наверное, и сам себе не поверю.

- Главное – видеопленки и свои интервью сохраните как вещественные доказательства.
- Может, и воспользуюсь вашим советом, Но не сейчас. Пока я в профессии, и вполне ею доволен. Значит, надо работать. А завтра – посмотрим. Я же говорю, не надо форсировать. По капельке: кап-кап...

А.Ванденко
"Premiere", №3, март 1998г.