Три майские кинопремьеры: без страха, умысла и чувства.

Авторы нового русского кино пытаются выдать собственный конформизм за жанровый

Начиная снимать фильм по такому невыгодному сегодня материалу, как повесть В. Богомолова «В августе 44-го», режиссер Михаил Пташук сам вышел на тропу свирепой войны – войны за зрителя. Установка была сделана на то, чтобы снять фильм, отвечающий новым зрительским привычкам. Стратегически важным стало слово триллер. С ученическим усердием Пташук сосредоточился на том, чем в первую очередь должен быть оснащен истинный триллер – на свете и звуке. Лица героев его фильма то едва освещены, то чем-то перегорожены, отовсюду выглядывают непонятно кому принадлежащие дула, фонограмма полна воев, скрипов и хрустов. Для пущего устрашения введен горбун в брейгелевской шапке и совершенно ненужный по действию однорукий мальчик, на которого красиво льют воду в контровом свете. В результате - инструментарий саспенса жаркой подушкой душит сюжет. Обилие движения камеры сбивает с толку, и зритель не вполне может понять, за кем собственно вот уже минут 5 ведется погоня. Ему предлагается дрожать чисто рефлективно, не боясь ни за кого конкретно, тем более что вокруг, действительно, неспокойно. Все друг на друга надрывно кричат, женщины подробно бьются в истерике, пот течет реками, с листа дерева задумчиво слизывается кровь врага. Кажется, что фильм жмет на все педали, чтобы скрыть абсолютно, впрочем, нескрываемое равнодушие собственно к материалу. (Обиженный автор повести В.Богомолов, как известно, снял свое имя из титров.)

В фильме Пташука взбит странный коктейль из страха перед провалом, заставляющего греметь в литавры художественной выразительности, лихорадочно загоняя камеру, заботясь о «жирной» картинке (в сполохах света лица героев постоянно лоснятся), нагромождая массовку, кидаясь от шепота к крику, и гнетущей скуки заказного полотна к очередному юбилею. Фильм рассказывает историю разоблачения диверсионной группы НЕМАН, действующей в тылу освобожденной Белоруссии. Как именно она действует, остается неясным. Эту, как и другие опасности, нам предлагают принять на веру. На поиски группы отправляется отряд из Евгения Миронова, Владислава Галкина и Юрия Колокольчикова, воплощающих соответственно ум, мужиковатость и трепетную юность. Одиссей-Миронов говорит мелко и тихо, значительно щуря лоб, Геркулес-Галкин рвет на груди гимнастерку, Адонис-Колокольчиков кусает губы, скучая по родному полку. В фильме участвуют еще десяток известных актеров, занятых с тем же продюсерским безразличием. Петренко играет начальника-правдолюба с седой щетиной и шумным дыханием, Александр Балуев – главного диверсанта со свинцовым взглядом, Виктор Павлов – толстого труса-снабженца, Альберт Филозов с патлами и в бархатном блузоне – специалиста по важным для следствия огурцам. В финале над поляной с победившими героями взлетает камера, которая летит над русскими лесами в такт романсу, до дрожи напоминающему о мгновениях, свистящих у виска в конце каждой серии, и про ненавистную необходимость немедленно после этого идти спать.

Характерно, как осторожно фильм огибает «правду о войне». Здесь появляется сцена, в которой Сталин настаивает на поимке диверсантов, представая исключительно в виде верховного главнокомандующего, распекающего подчиненных. Избегающий намеков на сталинизм, фильм не столько выполняет политический заказ, сколько следует моде, боясь показаться устаревшим и предпочитая штампам перестроечных времен клише тридцатилетней давности. В эпоху, стремящуюся к социальному и историческому комфорту, любые разоблачения неуместны. На первый план выступает удобство потребителя. Так, настроения современности неожиданно отсылают к ситуации 70-х. Отсутствие потребности в правде живо напоминает о тяге к социальному комфорту, которая насаждалась сверху 30 лет назад.

М.Ратгауз
polit.ru:8085