Гадкий утенок и его жизнь в искусстве.

«Чайка» Андрiя Жолдака (Украина) на сцене Театра Наций. Сценограф -Колъо Кармфилов (Болгария), костюмы Павла Каплевича

Одна из трех «Чаек», залетевших на московскую театральную олимпиаду (на олимпиаду, а не на олимпиаде), покидать нас сразу по окончании этого глобального форума не собирается. Наступит сентябрь, и «Чайку» Жолдака снова начнут играть в частично отремонтированном Театре Наций (б. Филиал МХАТа, б. Театр Корша). Зал здесь пока рассчитан на сто мест, так что билетный дефицит обеспечен. Вплоть до закрытия сезона на «Чайке» дорожили каждым квадратным полуметром площади, на ступеньках народ сидел так же плотно, как на скамейках, а посему капельдинерши встречали контрамарочников с кипой трогательных клетчатых одеялок, -как будто готовились пеленать делегацию младенцев...

Правда, по статистике тех же капельдинерш, примерно десять процентов зрителей покидают творение Жолдака в антракте. Причина тому, вероятно, единственная -невыносимый шум, сопровождающий постановку от первой сцены до финальной, -шум, который не в состоянии спокойно выносить ни люди, ни львы, ни рогатые олени, ни даже чайки (хотя последние сами горазды пошуметь). Из жуткого сочлененного жолоба с грохотом осыпаются камни; скрежещут адские внутренности непонятного, но гигантского механизма; персонажи носятся по площадке и с разбега ломятся в закрытую дверь, либо молотят кулаками по столу, либо перекрикиваются, словно с одного берега на другой. Это наяву. А в динамиках остервенело заливаются собаки, жалобно кричит подстреленная чайка, гудят мухи, пыхтит паровоз, стонет пурга, вопит радио, и сумасшедшая музыка рвет -в зависимости от качества -то уши, то душу. Очень много звуков «водяного» происхождения (действие-то разворачивается на природе, да еще вдобавок на озере): плеск, шлепанье, хлюпанье, набегание волн и перестук дождя. Стихия в натуральном виде присутствует только в рукомойнике -озерную гладь заменяет скользкий голубой пластик. Герои плавают по суху, аки по воде, при помощи грубо обструганных самодельных скейтов, причем Треплев даже пытается утонуть.

Ну и главный шумовой эффект -оглушительный спуск фотозатвора, всякий раз сопровождающийся яркой голубой вспышкой. Замечательная выдумка, наводящая на мысль, что, возможно, громы и молнии бывают вызваны всего лишь «мыльницей», сработавшей в руках у Господа Бога...

Что же видит Тот, Кто Снимает «Чайку» с Неба?

Чемоданы. Ведра. Алюминиевые тазы. Дикое количество металлических банок (запас тушенки на зиму?). Почерневшее (вероятно, от вечной сырости) дерево. Крупную белую гальку. Кусочек каменистой отмели.

Низко подвешенный фонарь изображает луну, несколько сцементированнных булыжников -облако.

Актеры совершают множество порывистых, насыщенных энергией, но лишенных смысла физических действий. Иногда им завязывают глаза и дают в руки по посоху, иногда заклеивают пластырем рты, и в такие моменты онемевших товарищей озвучивают второстепенные действующие лица. Иногда они общаются через воображаемое стекло, иногда понарошку лупят друг друга палками. Во втором акте квакают и ловят мух языками -намекая на преобразование озера в болото.

Играют все, в общем, средненько. Тригорин (Александр Балуев) -явление цирковое, гибрид борца с коверным. Фарсовый персонаж со странностями. Истерик, графоман на грани наркомании (подсел на перо, как на иглу), от женских объятий уклоняется, и во втором акте, вроде бы, страдает от эпилепсии. Тем не менее, живой и смешной.

Аркадина (Юлия Рутберг) -обезьянка с замашками примадонны. Талантливо скандалит, жмется к Тригорину и цитирует его наизусть (то есть часть реплик Балуева отдана Рутберг). Тоже живая и смешная.

Лицо Марии Мироновой -Заречной иногда озаряется светлой отцовской улыбкой, и этого достаточно, чтобы не судить строго ее (Мироновой) драматические способности.

Ко второму акту разыгрывается Александр Самойленко -Сорин. Братец у Аркадиной толстый, носит дурацкую дамскую шляпку и опять-таки (поразительно!) -живой и смешной.

Наконец, Александр Усов -Треплев. Обаятельный мальчишка. Пацан. Сопляк. Ловко крутит сальто-мортале, уносится от матери на «мопеде», прицепляет на спину деревянный пропеллер -Икар дачного разлива... Очень нервный -видимо, из-за перманентного невыносимого шума. В такой обстановке кто хошь застрелится.

Костя Треплев -щупленький, темненький галчонок. Или -точнее -гадкий утенок. Недаром под финал Треплев с Ниной притаскивают из-за кулис ведра, тазы, корзины огромных, невесть чьих яиц. Кто из них вылупится -главный вопрос жолдаковской «Чайки».

Все это вместе Жолдак считает спектаклем, созданным строго по канонам системы Станиславского. Мол, именно так -шумно и беспокойно -должна в данном случае протекать жизнь человеческого духа на сцене. Бог его знает. Ведь система Станиславского -миф. Чучело бывшей чайки. Летала ли она, и если да, то насколько высоко, -теперь уже не известно ни нашему многоуважаемому украинскому гостю, ни кому либо другому.

P.S. А Константин Гаврилович у Жолдака так и не застрелился.

Е.Ямпольская
yampolskaya.ru